Красные жрецы Дорогоня высадились южнее Пекина, у Великого Канала, с задачей спровоцировать эпидемию в окрестностях столицы. Но волей случая план оказался перевыполнен: эпидемия Чёрной Смерти пронеслась по обе стороны Великого Канала, уничтожив половину (ну как половину... всего половину, а городского 90%) населения в трёх провинциях. Быстротечность болезни (от одного до пяти дней), жуткий вид больного (почерневшие руки, лицо, налитые кровью глаза, помутнение сознания, хрипы, вскрикивания, кашель бурой кровавой массой и тяжёлый запах, при полной беспомощности медиков — те, кто не заболел, впадал в истерическое состояние, бежал прочь, бросая родственников, дома, нажитое имущество. Бедняки же напротив, радовались внезапному дару Неба: пустые дома, брошенная богатая одежда... Счастливчики хватали шмотки из гардеробных, менее удачливым доставалась одежда с покойников. Через какое-то время обладатель "новых" одежд багровел лицом, покрывался испариной, начинал учащённо дышать, потом кашлять кровью на своих друзей... Кто-то подсказал беднягам, что от Чёрной Смерти можно избавиться, если в толпе задеть плечом тысячу прохожих (угадайте, кто подсказал). Результат можете себе представить. Повальное бегство из городов, охваченных болезнью, породило анархию, панику и власть толпы. Из страха перед болезнью любого, вызывавшего малейшие подозрения, силой волокли в резервации для больных, бывшие, если верить хроникам, таким ужасным местом, что многие предпочитали покончить с собой, лишь бы не оказаться там. Эпидемия самоубийств, увеличивавшаяся вместе с распространением заразы, вынудила власти принять специальные законы, угрожавшие тем, кто наложит на себя руки, выставить их трупы на всеобщее обозрение. Но кто в такой обстановке будет считаться с бумажками? Вместе с больными в лазареты часто попадали и здоровые, найденные в одном доме с заболевшим или умершим, обессилившие от голода (как-то в такой обстановке ни лавки не работали, ни рынки, ни служанки, припасы могли быть в один миг разграблены толпой мародёров). Чтобы не оказаться среди чумных, люди скрывали больных и тайно хоронили трупы. Бывало, что в чумные бараки тащили просто состоятельных людей, желая вдоволь похозяйничать в опустевших домах, объясняя крики жертвы помрачением рассудка в результате болезни. Понимая, что завтрашний день может и не наступить, множество людей предавалось чревоугодию и пьянству, проматывая деньги с женщинами лёгкого поведения, что ещё больше усиливало разгул эпидемии. Могильщики, набиравшиеся из каторжников, пленников и прочей маргинальной публики, которых можно было привлечь к подобной работе только лишь обещаниями помилования и денег, бесчинствовали в городах, покинутых властью, врывались в дома, убивая и грабя. Молодых женщин, больных, мёртвых и умирающих продавали желающим совершить насилие, трупы волокли за ноги по мостовой, как полагали в те времена, специально разбрасывая по сторонам брызги крови, чтобы эпидемия, при которой каторжники чувствовали себя безнаказанными, продолжалась как можно дольше. Бывали случаи, когда в могильные рвы вместе с мёртвыми сваливали и больных, погребая заживо и не разбираясь, кто из них мог бы спастись. На память о катастрофе остались легенды о Деве Чумы (иногда с сестрой, а иногда чума представала в образе бабушки): Дева Чума взяла в осаду Тяньцзинь, Каждый неосторожно открывший дверь или окно, добивался лишь того, что в жилище оказывался летучий красный шарф, и в скором времени хозяин дома умирал от болезни. Посему жители в ужасе заперлись в домах и уже не отваживались показываться снаружи. Но чума оказалась терпеливой и спокойно ждала, пока голод и жажда не вынудят их это сделать. Тогда некий ван решил пожертвовать собой ради спасения остальных и, взяв свой меч приоткрыл дверь. Немедленно в проёме показалась призрачная рука и вслед за ней краешек красного шарфа. Не растерявшись, храбрец рубанул по этой руке; в скором времени он умер от болезни вместе со всей своей семьёй, поплатившись за свою смелость, но раненая Чума предпочла убраться прочь и с тех пор остерегалась навещать негостеприимный Тяньцзинь.