динару тошнит, живот крутит так сильно, что если она сделает ещё хоть шаг – точно вывернет наизнанку, и тогда все точно увидят, сколько внутри неё черноты, боли и перьев. голова кружится, мир вокруг – каркающий, хохочущий – плывет.
сегодня она не идет в школу.
птица заботливо укрывает своими крыльями, и она чувствует, как от теплого пуха поднимается температура, такая высокая, что папа смачивает холодное полотенце и кладёт ей на лоб. динара не хочет говорить, что дрожит не от озноба, а от ужаса перед желтыми глазами, глядящими на нее каждый раз, когда удавалось уснуть. она вообще не хочет говорить, только с омерзением кутается в чёрные перья и тяжело дышит. всё какое-то ненастоящее.
вода, которую в неё впихивают, лишена вкуса, формы и запаха. птица гладит динару по щеке и говорит, что всё хорошо. мерзко.
к вечеру становится лучше. в голове всё так же шумно, вставать всё ещё тяжело, но она опирается на мебель и проскальзывает на кухню, где папа один пьёт чай и листает какие-то рецепты на старых форумах.
динара молча садится рядом, а когда отец придвигается, чтобы коснуться пышущего жаром лба, неожиданно взрывается слезами и утыкается в его плечо. он молчит, прижимая чёрную, совсем как у него, макушку к себе и поглаживая так аккуратно, как может только гладить родитель своего больного ребёнка.
– лишняя слабость, – хихикает птица.
черная, покрытая перьями рука тоже проводит по её волосам. хочется дёрнуться, скинуть с себя эту гадость, но динара уже слишком привыкла не показывать присутствия птицы. а ещё она просто устала.
в папиных объятиях тепло. хочется спать, но нельзя.
– может, всё же запишем тебя… – хриплым голосом начинает было отец, когда спина динары уже не так часто вздрагивает.
– нет, – шепчет она хором с птицей. – пожалуйста, я просто…
в глазах папы, в которые она взглянула впервые за вечер, плещется беспокойство.
– просто столько всего происходит, – почти уже без эмоций заканчивает фразу динара под довольные птичьи кивки.
– я и не заметил, как ты стала совсем взрослой, – эта фраза отца звучит совсем по-дедовски. – взять хотя бы недавний концерт… это уже не «гномики в избушке», а?
динара сдержанно дергает головой. она не помнит прошлый концерт. она догадывается, почему.
– ну да, – выдыхает она и снова лезет обниматься, уже стыдясь своих слёз.
птица, только задравшая нос, недовольно фыркает и испаряется.