Токтогон Алтыбасарова в 18 лет уже три года как была председателем сельского совета села Курменты Киргизской ССР. На совсем юную, но грамотную девушку обрушились сложнейшие задачи - выполнения жёстких планов по сдаче государству мяса, хлеба, овощей, ведь на дворе был 1942 год, мужчины ушли на фронт. В августе в село привезли эвакуированных детей блокадного Ленинграда. Опухшие от голода,  измождённые, с не по-детски серьезными личиками. Их было 150 человек,  от совсем ещё малышей, до 12-летних подростков. «Когда привезли, маленькие дети не могли кушать, все плакали, тянули ручки — «Мама, мама, где моя мама». Из ложечки кормили, все плакали, мать рассказывала. «Выбежим, наплачемся — и обратно зайдем кормить», – рассказал сын Токтогон Алтыбасаровой Марат Абдиев. Под пристанище детям определили пустующее здание, которое до войны готовили под общежитие школы фабрично-заводского обучения. Селяне набили мешки сухим сеном – вот тебе матрацы. Токтогон Алтыбасарова пошла по односельчанам, рассказывала им об ужасе, который довелось пережить маленьким ленинградцам. Например, про девятилетнюю Катю Иванову, которую в марте 1942 года вместе с такими же несчастными детьми посадили в грузовик и по льду Ладожского озера повезли из города. Как шедшая впереди машина вдруг ушла под лёд, и в полынье держались ещё некоторое время детские шапочки... Или рассказывала про четырехлетнюю Валю Иванову, которую нашли на кровати около мертвой матери, и как Валя сказала нашедшим: «Мама легла и не встает»… Девочку спасли - привезли на железную дорогу, вместе с другими детьми посадили в товарные вагоны, где на полу было насыпано сено. Кормили жмыхом - никакой другой еды не было. Рассказывала про других, прошедших через ужас блокады, и чудом спасшихся в этом киргизском селе. И сельчане стали приносить ленинградцам, что могли - молоко, кумыс, сыр,  картошку, свёклу. А ещё и через много-много лет, став уже взрослыми, дети вспоминали, как «мама Тоня» приносила им печёные кусочки тыквы, которые были вкуснее всех пирожных на свете»… Каждая семья из села Курменты взяла шефство над двумя-тремя приезжими ребятишками. К осени женщины сшили им из войлока телогрейки, связали носки. Когда более-менее справились с блокадным голодом – возникла новая забота. Дело в том, что у многих детей-блокадников не было документов. А ведь каждому надо было соорудить «Свидетельство о рождении». Вот и пришлось Токтогон Алтыбасаровой придумывать им имена и фамилии. Дети тоже дали ей свое имя.  Те, кто постарше, звали ее Тоня-эже – так в Киргизии обращаются к старшей сестре. А младшие стали называть её просто мамой Тоней… А «маме Тоне» со 150 детьми на руках и двадцати лет еще не было. Самое главное, ни один ребенок из пережившего блокаду города - в этом киргизском селении не умер. Поднимали их всем миром, и они выжили. Удивительно, но уже 1 сентября приехавшие из осажденного города ребята, которым было 7–10 лет, пошли в начальную школу, где в срочном порядке организовали русские классы. А через несколько дней, когда посланцев героического Ленинграда чуть откормили, отмыли, нарядили в сшитую для них одежду, они… дали концерт для местных жителей. «…Собралось все село. Блокадную малышню стали поднимать на сцену: выстроили вместе в ряд в одинаковых платьях и костюмах цвета хаки — худющих, с тонкими шеями и большими глазами. По команде они запели “Вставай, страна огромная!”… Весь зал плакал: женщины-­вдовы, солдатки, их дети, старики… А потом маленьким артистам долго-­долго аплодировали…». Все дети выучились, встали на ноги. Кого-то после войны нашли родители или родственники, и забрали их обратно в Ленинград, а для кого-то новой «малой родиной» стала Киргизия. В 1952 году необычный детдом закрыли и село Курменты даже как-то опустело… Но каждую осень «мама Тоня» собирала в саду яблоки и отправляла посылки своим до боли родным «детям». А ещё писала им письма, и они писали ей.