Чао, чеппаруловцы! О десовѣтизаціи РФ или о десовѣтизаціи совѣтскаго. Давно думаю надъ тѣмъ, что сдѣлать, напримѣръ, съ Мавзолеемъ Ленина и подобными памятниками въ центрѣ русскихъ городовъ. Снести? Для начала стоитъ напомнить нашу задачу — пустить корни для будущаго. Для этого необходимо избѣжать жесткихъ оппозицій, характеризовавшихъ совѣтскую forma mentis, и причинившихъ много вреда Россіи. Данная задача предполагаетъ органическую концепцію государства и роли народа въ національной и человѣческой исторіи. Вкратцѣ мое непрошеное предложеніе заключается въ томъ, чтобы оставить всѣ совѣтскіе памятники, но поставить рядомъ съ ними тѣ, которые символизируютъ важнѣйшихъ личностей и событія дореволюціонной Россіи. Изъ этого не слѣдуетъ, что дореволюціонная Россія и СССР совмѣстимы, — словами Бунина, революцію мы “расцѣниваемъ съ точки зрѣнія не партійной, не политической, а человѣческой, религіозной”. Многіе придерживаются мнѣнія, что ихъ сносить не надо, пока будетъ жить старшее поколѣніе, для котораго Ленинъ представляетъ собой что-то живое. Другіе, что вовсе не надо, такъ какъ, такъ или иначе, это было. Я склоненъ къ послѣдней позиціи, но къ ней также прибавляю историческую аксіологическую задачу. Наше мышленіе даже на самомъ абстрактномъ уровнѣ нуждается въ конкретныхъ примѣрахъ и предметахъ (современнымъ философскимъ языкомъ это называютъ “матеріализмомъ воображенія”, хотя у Декарта тоже были подобныя замѣчанія). Поэтому сопоставленіе дореволюціоннаго и совѣтскаго не направлено на то, чтобы люди въ этомъ видѣли “человѣческую и религіозную” преемственность, а на то, чтобы, не закрывая глаза на былое, они всегда имѣли въ виду, что это стало возможнымъ, можетъ быть, да, не естественнымъ и не неизбѣжнымъ образомъ, а просто потому, что “не хватило пары гвардейцевъ”, но, въ любомъ случаѣ, это было (съ другой стороны, это ничего не говоритъ о духовной принадлежности даннаго періода къ національной исторіи). Памятники должны способствовать признанію произошедшаго и, слѣдовательно, его переосмысленію. Статуи необязательно должны вызывать восхищеніе или пріятныя ощущенія — они должны свидѣтельствовать о прошломъ. Очень важно не поддаваться скрытому совѣтскому разрушительному инстинкту, нужно быть мудрѣе. Это намного сложнѣе, для этого нужно больше терпѣнія, но, какъ у насъ говорятъ, “il tempo è galantuomo” (если по смыслу перевести, то “правды не скроешь”). Причина не только въ старшемъ поколѣніи или въ томъ, что молодежь, въ самомъ хорошемъ случаѣ, къ совѣтскому прошлому относится нейтрально, а въ томъ, что ожесточенное сопротивленіе обычно вызываетъ противоположный нежеланный эффектъ — и совѣтское прошлое тому подтвержденіе. Поэтому я думаю, это — большевицкій modus operandi. Послѣ революціи началось разрушеніе всего имперскаго, національнаго и т.д., далѣе нѣсколько “совѣтянъ” вдругъ рѣшило, что всё “совѣтское — плохое”, и что нужно быть ультралибералами и ультралиберистами, послѣ чего всѣ стали говорить, что либерализмъ — это тоже плохо, и что необходимо болѣе коллективное и соціальное понятіе общества и государства (это скрытый совѣтизмъ, о которомъ мы недавно поговорили). Рѣзкое сопротивленіе чему-либо вызываетъ "устойчивую неустойчивость" въ видѣ постоянно мѣняющихся и другъ противъ друга борющихся моделей — такъ невозможно пустить никакихъ корней. На основѣ сказаннаго можно возразить, что большая часть населенія это пойметъ именно какъ символъ преемственности разныхъ эпохъ. Однако, это только первый шагъ, и, въ любомъ случаѣ, это намного лучше любой формы тоски по СССР, обычно вызываемой именно рѣзкимъ этому періоду сопротивленіемъ, точно какъ послѣ распада, и передаваемой такими аргументами, какъ “для осуществленія коммунизма нужно было больше соціализма”, “идеалы хороши, нужно было по-другому ихъ реализовать или больше усилій приложить” и такъ далѣе.