ау псевдоисторическое, R спасибо за вдохновение — посмотри на меня, — просит тихо хонджун, когда сонхва опускается на него, кимоно скользит с его плеч, оголяя кожу без белоснежной пудры, и он целует именно их. сонхва прижимается к нему, ведет ладонью по щеке, пальцем большим ласкает кожу, заглядывая прямо в душу. у хонджуна каждый раз перехватывает дыхание от его взгляда. опасного, прямого, стремительного, словно стрела, сверкающая сталью в воздухе, рассекающая одежды, плоть, сосуды. у сонхва длинные черные пряди, тяжелые, хонджун достает шпильку за шпилькой, высвобождая их, откидывая дорогие украшения — им же купленные и подаренные — в сторону, и они глухо стучат, переливаясь звоном маленьких цепочек. сонхва выгибается, привстает, насаживаясь вновь, раскрывает ярко-красные губы, выстанывая прямо в рот хонджуна, но глаза не закрывает. и хонджун, пытаясь вырвать мысли из дурмана возбуждения, гадает: потому что он — его покровитель — попросил, или сонхва сам хочет? смотреть, не разъединяя связи их взглядов, следить за каждой искрой в душе хонджуна, что уже превратились в пламенный вихрь. и все же, сонхва не сгорает, сонхва его даже не касается, наблюдая и вкидывая лишь больше взрывного пороха. — хонджун... — шепотом выдыхает сонхва, когда он кладет ладонь на его талию под шелковой тканью, прижимая к себе. шепот — какое-то заклинание — его погребает, и он, даже если рассчитывал, что сегодня будет последний раз, понимает, что придет вновь. и вновь, и вновь, и вновь. даже если ему не стоит, даже если вокруг дома сонхва ходят мрачные слухи о том, что здесь погибают люди в объятьях змея от его яда. хонджун слышал много историй, слышал о смертях, о телах, на которых после находили уколы, будто от змеиных клыков. от волос сонхва под маревом парфюма — королевский лотос — доносится кровь. хонджун ее знает, чувствует, он вжимается носом в тяжелые, мягкие пряди и вдыхает аромат смерти. любимая шпилька у сонхва — нефритовая змея, которую подарил он сам. — почему? — не может сдержать вопроса хонджун, когда переворачивает их, ладонью проводит по шелковому от масел бедру под тканью. он засматривается в глаза подведенные, на растрепанные по простыням волосы, на пухлые губы с размазанной помадой. ему плевать, почему сонхва это делает. но... почему ты не убил меня? — ты сам меня попросил, — улыбается слегка сонхва, притягивая его руками за шею к себе. он отвечает про имя. не господин ким. хонджун. но в глазах его переворачивается что-то опасное, манящее, он знает вопросы, терзающие хонджуна, и все же... хонджун остается без ответов. они и не так уж и важны, когда сонхва прижимается всем телом к нему, сминает пухлыми губами его, сладко выстанывая, прося, зовя, умоляя не останавливаться. где-то за мгновенье до рассвета — самое темное, — когда макияж на лице сонхва почти смывается под слезами удовольствия и поцелуями хонджуна, отпечатываясь у него на языке, сонхва переворачивается на измятом кимоно, кладет голову ему на грудь, ладонью проводя по шее. щека его где-то над сердцебиением. — не уходи, — тихо, чтобы не спугнуть первые лучи солнца. хонджун перебирает волосы сонхва, смотря на лицо, которое снится ему, манит, завораживает. это работа сонхва — не выпускать и делать так, чтобы хонджун хотел вернуться. и все равно, будто в голосе тихом и тонком сонхва слышатся ответы на все его вопросы, хонджун решает остаться еще ненадолго. даже если опасно. даже если он все знает — и это знает сонхва, сцеловывая их негласный секрет с его губ. он хочет выкупить сонхва, но очень не уверен, хочет ли этого сам сонхва. #зарисовка #seongjoong