Стыдно: мимо радаров прошёл для меня Колман Доминго. В «Синг-Синге» он играет одного из идейных вдохновителей актерской труппы, организованной в тюрьме строжайшего режима. Но тёплая ребристость пленки кино не то чтобы спасает: сюжет предсказуем до мелочей, конфликт клиширован, характеры трафаретны. Все хотят выбраться, но все смирились, что ветер с Гудзона добрых вестей не несёт. Видели сотни раз. Только Доминго выдаёт перформанс на высочайшем уровне. Не знаю, сделало ли погоду окружение из непрофессиональных лицедеев, но в нем живет парадокс любого великого драматического актера: животный инстинкт уживается с каллиграфией актерского же почерка. Когда в пространстве кадра ты существуешь одновременно и как его хозяин, и на волчьих правах. Доминго калибрует оптику зрителя, превращая застенки в юдоль надежды. Одним только танцем. И тут же в глазах читается резонное сомнение в праве на существование. Словно очнулась ненависть под пляску любви. Таким мощностям разве рады на «Оскарах»?