Рад приветствовать всех. Зовут меня Александр Марей, в этом канале я обычно делюсь фрагментами своих переводов или просто фотографиями своего досуга.
https://boosty.to/iusadhistoriam
Гость подкаста: Александр Владимирович Марей - кандидат юридических наук, доцент НИУ ВШЭ, автор ТГ каналов Уголок переводчика и Право на историю.
00:48 чему история политических и правовых учений учит нас? 05:47 отличие юриста-художника от стряпчего 06:50 можно ли разделить политику и право? 12:06 можно ли изучить историю политических и правовых учений по учебнику? 19:09 возможно ли окунуться в этот мир без преподавателя/проводника? 23:57 специфика перевода юридических текстов 30:33 что делать без знания языков? 40:50 любимое политическое и/или правовое учение А.В. Марея
Нишевый контент: многие занятия по digital humanities церемониально начинаются с упоминания Роберто Бузы, иезуита, который в 1949 году начал работать над Index Thomisticus. Иногда показывают его улыбающуюся фотографию в старости, ту, что привязана к википедии. А я сегодня набрела на посвященный ему тамблер, а там посмотрите, какой он прекрасный и юный. Сличает с распечаткой факсимиле свитков Мертвого моря.
Я начну с непопулярного признания: и иезуитов, и предшествовавших им доминиканцев я очень люблю. Из иезуитов прошедшего столетия Роберто Буза - один из самых известных и сильных. С его именем связан и Index Thomisticus, и более масштабный проект - Corpus Thomisticum. Огромное спасибо Светлане за эту находку.
Пишу о роли чуда в кастильской историографии. В ходе поисков набрел на ряд фрагментов из хроник, в которых описывался король Альфонсо VI (1072-1108). Оценивается его правление везде сугубо положительно (вроде бы), и чудо, предвещавшее его смерть (сочащиеся водой камни пола Леонского собора - плач Испании по своему королю), подчеркивает это еще более. Но, как говорится, есть нюансы. Так, в наиболее ранней из интересующих меня хроник - "Хронике Пелайо из Овьедо", составленной вскоре после смерти короля, в 1109-1111 годах, о нем говорится так:
Tanto terribilis fuit ut omnibus maleagentibus que nunquam auderent parere in conspectu eius; omnes potestates nobiles et innobiles, diuites et pauperes, qui erant in suo regno, non auderent unus in alterum litem mouere, neque aliquid mali facere.
то есть: "Он был столь ужасен, что ни один злодей не осмеливался появиться перед его взором; все магнаты, знатные и незнатные люди, богачи и бедняки его королевства не осмеливались ни начать один с другим тяжбу, ни сделать что-либо плохого".
Почти так же отзывается о короле "Хроника Нахеры", составленная во второй половине XII века:
Tantum fuit terribilis quod nullus malefactor se auderet eius conspectui presentare. Nullus princeps, nullus miles, nullus maiorinus, nullus iudex, nullus diues, nullus pauper de regno eius audebat in proximum litem aut rixam mouere aut in aliquo inquietare.
("Он был столь ужасен, что ни один злодей не осмеливался появиться перед его взором. Ни один магнат, ни рыцарь, ни мэрино, ни судья, ни богач, ни бедняк его королевства не дерзали начать с другим тяжбу или ссору или в чем-либо побеспокоить его")
В тексте Луки Туйского ("Всемирный хроникон", первая треть XIII века) образ Альфонсо VI уже выглядит несколько по-другому:
Tam sapienter rex Adefonsus regni gessit gubernacula, ut omnes potestates, nobiles, diuites uel pauperes qui erant in regno, erant in quiete, ita quod non auderent unus contra alterum litem mouere nec aliquid mali facere. <...> Tam terribilis fuit male agentibus, quod nequaquam auderent apparere in conspectu eius.
"Столь мудро обращался король Альфонсо с браздами правления королевством, что все магнаты, знатные, богатые и бедные, кто были в королевстве, жили в покое, так, что никто не дерзал начать тяжбу с другим или сделать ему что-нибудь плохое. <...> Столь ужасен он был для злодеев, что те не дерзали появляться перед его взором".
В "Истории Испании", составленной Альфонсо Х, воспроизводится этот пассаж из Луки Туйского, только еще сильнее приукрашиваются добродетели короля и фраза про злодеев, которым он был страшен, запрятана еще дальше в тексте. А ведь из первых двух вариантов гораздо ярче видно, за что Альфонсо VI получил прозвище Bravo, то есть, Лихой. Характер у короля был таким горячим и взрывным, что при нем даже судиться люди боялись, не то, чтоб чего более серьезного делать. Вот и мир был в королевстве.
Под елочку радостное, традиционное: вышел последний в этом году номер нашего журнала "Философия. Журнал ВШЭ"! Номер англоязычный, полностью собранный коллегами из Комплутенского университета Мадрида - @drougojrom! - за что им огромное спасибо.
Горжусь своими коллегами, поздравляю всех! Ура! :)))
Год забирает своё, Уходить не спешит. Год забирает своё, И за окнами нет ни души. Год забирает своё. В коридорах больниц городских, В шуме улиц - Москва ли, Нью-Йорк, - В духоте тесных скопищ людских, В толчее, в тишине, в пустоте, Не укрыться тебе, не уйти. Год забирает своё. Уходя - уходи.
«— Сорокового-то вашего и нет, – говорит спецкору газеты ВЗГЛЯД Иван, роясь в залежах резиновых сапог. – И сорок второй был, да пока кончился. Сорок третий попробуете?
– Можно, конечно. Но смысл…
— А знаете ли вы, – с нарочитой серьезностью вступает волонтер штаба Артем, отрываясь от компа с таблицами вновь прибывших волонтеров, – что восточные резинотехнические изделия при всей разнице предназначения обладают одной общей характеристикой?.. Абсолютно любые тамошние резиновые изделия маломерят. Будь то сапог вот, многоразовый. Или же…
– Тьфу на тебя, – говорит кто–то из девушек в плотной ветровке и с газовым респиратором – крутым, со сменными фильтрами – на шее. Очередь из потенциальных волонтеров ржет.
– Так что вы, молодой человек, – отвесив полупоклон даме, возвращается в беседу Артем, – дайте шанс китайскому сорок третьему. К тому же еще на портяночку, в смысле носочек байковый – да, там внутри. Глядишь, и срастется все».
Постоянные читатели знают, что под конец года я обычно ищу что-то специальное новогоднее. Хорошее, доброе и духоподъемное. Так получилось, что заметка из Анапы вышла вполне такой. Потому что про людей со всей России — тысячи их, реально. И про их огромный предновогодний подвиг по очистке пляжей Анапы и спасению черноморских птиц, попавших в мазут.
Если кто-то рассчитывает найти там про кто виноват — так это, пожалуйста, к Бастрыкину обращайтесь. Мы с ним и его коллегами поделили зоны ответственности: следствие пусть виновных ищет, чтобы посадить — а я займусь героями, которых награждать впору. Последняя заметка-2024, про вас и таких же, как вы, под ёлочку:
Простите, я просто немного пожалуюсь. Совершенно - совсем - нет никакого настроения перед праздником. Спасают жена и дочь. В остальном, не хочу ничего и не могу уже, кажется, тоже ничего. Нет сил, нет драйва, нет радости.
О католическом - и не только, - оптимизме, о натюрмортах во время войны, о цветах во льду. Спасибо коллегам из ГМИИ им. А.С. Пушкина и за возможность поговорить, и за эту запись? :)
Сегодня ночью не стало дона Далмасио Негро Павона (1931-2024) - легионера, политического философа, большого друга нашей страны и одного из моих старших друзей и учителей. Мы познакомились очень поздно, в 2014 году, когда я написал рецензию на его "Введение в историю форм государства". Потом, в 2016, он вместе с двумя своими учениками приезжал в Москву, на нашу конференцию. Когда я был у него в гостях, в первый и единственный раз - это было десять лет назад, в том же 2014, ему было 83 года. Он вышел тогда навстречу мне, опираясь на две палки, сказал: "Очень ноги болят. Но я не должен жаловаться - ведь у многих моих ровесников уже вообще ничего не болит".
Покойтесь с миром, дон Далмасио. Светлый, умный, добрый человек. Покойтесь с миром и да примет Вас Господь.
Просто сохраню, чтобы не потерять. Спрашивает меня здесь коллега, мол, как же так, Вы говорите, что в Афинах полноправными гражданами могли стать только мужчины, а сами же ссылаетесь на закон Перикла, где говорится о том, что гражданином может стать тот, кто рожден от двух граждан, то есть, и женщины - тоже гражданки, получается. И не просто спрашивает коллега, а приводит сразу две цитаты, за что ему огромное от меня спасибо. Сам бы я так и продолжил говорить, не глядя в оригинал источника, а теперь заглянул. Так что и правда - спасибо.
Так вот, цитаты две, говорят об одном и том же, о законе Перикла. Одна - из "Афинской политии", вторая - из жизнеописания Перикла у Плутарха:
Афинская полития (Гл. 26—28) ... (3) На пятый год после этого, при архонте Лисикрате, были снова учреждены тридцать судей, так называемых «по демам», а на третий год после него, при Антидоте, вследствие чрезмерно большого количества граждан, по предложению Перикла, постановили, что не может иметь гражданских прав тот, кто происходит не от обоих граждан.
Плутарх, Перикл, 37: "...История этого закона такова. Когда Перикл очень задолго до этого был на вершине своего политического могущества и имел, как сказано выше, законных детей, он внес предложение о том, чтобы афинскими гражданами считались только те, у которых и отец и мать были афинскими гражданами...".
Я, признаться, задумался, полез в оригиналы. С греческим у меня, увы, плохо, но найти нужный фрагмент фразы и прочесть его я, к счастью, могу. Так вот, в оригинале в обоих приведенных текстах - и у Аристотеля, и у Плутарха - стоят формы γεγονώς и γεγονότας соответственно; это причастие от глагола γίγνομαι и означает оно "урожденные". Перикл издал закон, по которому право афинского гражданства могут получать лишь дети двух урожденных афинян. Как говорится, все, вроде бы, правильно. Но есть нюанс.
Я иногда - под настроение, - перевожу какие-нибудь частноправовые документы. Вот один из них, составленный в Кастилии в 1314 году родственниками канцлера вдовствующей королевы Марии де Молина. В нем есть всё, что может порадовать сердце юриста: составление и заверение завещания, обязательство душеприказчиков (родных братьев наследодателя) принять и исполнить все легаты и иные, поручения своего брата, отсылки к римско-правовой процедуре и даже - личный голос городского нотария, призванного составить документ. В нескольких строках, как в капле, кадр из жизни средневекового города.
"Пусть знают все, кто увидит эту грамоту, что мы, дон Педро, Божией милостью епископ Саламанки и я, Феррант Перес де Монрой, его брат, - поскольку наш брат, дон Муньо Перес, архидиакон Кампоса, аббат Сантандера и канцлер королевы доньи Марии, сказал нам, что он, находясь в своем уме, пожелал составить свое завещание и придать ему силу при его жизни, признавая, что он воспитал нас и всегда оказывал и оказывает нам добро, милость и помощь, - подтверждаем, что соблюдем неукоснительно и завещание, и всякий отказ, и всякое дарение, сделанное названным доном Муньо Пересом, каким бы образом он его ни сделал, церквям ли, монастырям, своим ли воспитанникам, или кому-либо другому или другим, в какое-то иное место или места, отныне и впредь, как из того имущества, коим он владеет сейчас, движимого или недвижимого, так и из того, что он приобретет отныне и впредь. Для того, чтобы это исполнить, мы отказываемся и отмежевываемся от всякого закона, и всякого фуэро, и всякого писаного или неписанного права, от всякой эксцепции и репликации, и от грамот милости от короля, или королевы, или инфанта, или магната, или его жены, или же любого иного сеньора, согласно которым мы будем освобождены от исполнения, - пусть они не имеют силы для нас, и пусть не слушают нас по этому поводу ни в церковном суде, ни в мирском, ни при дворе, ни вне двора, ни в каком-либо ином возможном месте. И мы отказываемся от копий этой грамоты, и пусть нам не дают их, хотя бы мы и просили об этом, и пусть не будут иметь силы и не будут приняты ни в одном суде и ни перед одним сеньором наши требования предоставить нам срок на размышление или адвоката, ни какие-либо иные наши доводы или возражения, служащие тому, чтобы мы не исполнили обещанного. Мы добросовестно и без дурного умысла клянемся и обещаем Богу и св. Марии неукоснительно соблюдать все изложенное выше и никогда не идти против этого. И, чтобы это соблюдалось, просим Руя Диаса, публичного нотария Медины-дель-Кампо, чтобы он приказал составить эту грамоту и поставил бы на ней свою подпись. Это было сделано в первый день марта, эры 1352 года. Свидетели: Фернан Перес де Логроньо, каноник из Бургоса и товарищ при церкви Саламанки; Перо Руис, товарищ при названной церкви Саламанки; Мартин Вивас, товарищ при названной церкви Саламанки; Жоан Санчес, воспитанник названного епископа; Жоан Гарсия, клирик из Медины-дель-Кампо. Я, Руй Диас, вышеназванный нотарий, присутствовал при этом и приказал составить эту грамоту, и поставил на ней свою печать в знак свидетельства.“
Пишу главу книги, полез в один из своих старых - и, что ужасно! - опубликованных переводов, и увидел там совершенно глупую ошибку. Так стыдно, что ой. Перевел заново, разумеется. Это история про то, как Альфонсо VI затеял ввести в своем королевстве французский (клюнийский) чин богослужения вместо вестготского (мосарабского), который был там до того. Народ и клирики воспротивились, назначили судебный поединок. Результаты его короля не удовлетворили, тогда решили провести еще одно испытание, вот такое:
EE, 872: Сложили большую поленницу из дров на площади, где до того сражались рыцари, и принесли туда две богослужебные книги, обе в добром состоянии, одну с толедским чином, другую – с французским, и положили их в центр этой поленницы. Примас дон Бернар приказал, и все собравшиеся там люди одобрили, чтобы все постились в этот день, а примас, легат и клирики чтобы молились, помимо поста, и было сделано так. Они собрались все, постясь и молясь весьма благочестиво Богу, и две этих книги были положены в костер. И огонь повредил книгу французского чина и начала она тлеть, а затем подпрыгнула под всеобщий крик и вылетела из огня, и видели это все, и благодарили Бога за столь великое чудо, что он явил им там; книга же толедского чина оставалась в огне совершенно невредимой, так, что не прикоснулся к ней огонь и не причинил ей никакого вреда.
Я начну с совершенно личной жалобы: за несколько последних дней я задолбался настолько, что с трудом сейчас подбираю цензурные слова в совершенно обычном разговоре. И вообще, с трудом подбираю слова.
Вчера мы закончили отчёт по работе нашего журнала в 2024 году, и я послал его в Совет Издательского дома. В отчёте много всего, но я хочу обратить внимание на несколько цифр. Общий объём нашего журнала за год - 85 авторских листов. Это около 70 разных материалов - статей, переводов, дискуссий, рецензий... Это труд более 50 разных авторов и переводчиков. И это наш труд - редакции из 5 человек и, в гораздо меньшей степени, главного редактора и его заместителя. 85 авторских листов, коллеги. Я отчаянно, другого слова не подобрать, отчаянно горжусь теми людьми, которые всё это делают.
Меня совершенно справедливо поправили в ЛС - я упустил вклад выпускающих редакторов 4-го номера журнала - он выйдет, как и всегда, "под елочку". Там все статьи изначально были на испанском, их нужно было перевести на английский. И это было сделано, и сделано хорошо.
Я часто вспоминаю своего отца. Он работал всю жизнь, с 17 лет, и достаточно много времени был разного рода и ранга руководителем. Меня он никогда ремеслу руководителя не учил, но о многом рассказывал из своего опыта. И, в частности, он рассказал мне две вещи, которые я, с годами, всё чаще обнаруживаю у себя. Во-первых, говорил он, для твоего руководителя не должно существовать твоих подчинённых, кроме как, если он решит их за что-то похвалить или отметить. Все их косяки - твои косяки, и отвечать за них тебе. Со своих ты сам голову снимешь, но не смей отдавать их на расправу вышестоящим. А, во-вторых, твои подчинённые должны тебя если и не любить, то уважать и слышать. Если ты о чём-то их просишь, твоя просьба должна быть свята для них. И поэтому, если в первый раз тебя, твою просьбу, не слышат, второго раза просто не нужно. Тот самый случай, когда если надо объяснять, то не надо объяснять.
Широко известно (прежде всего, благодаря знаменитой книге Марка Блока), что английские и французские короли имели силу врачевать золотуху наложением рук. Кастильские короли таким, вроде как, не занимались - есть, по меньшей мере, одна кантига Альфонсо Х, где он открыто высмеивает эту способность. Однако есть у галисийского писателя и епископа Сильвеса Альваро Паэса сочинение под названием "Зерцало королей", адресованное Альфонсо XI. И там он приводит короткий рассказ, из-за которого было сломано немало копий в последующей историографии. Одни историки утверждали, что чудотворные способности у кастильских монархов были, но иные, другие оспаривают. А рассказ вот:
"Говорят, что благочестивые короли Испании, так же, как и короли Англии и Франции, имели власть над одержимыми, как и над страдающими от всяких болезней. И сам я, будучи ребёнком, видел, как славный твой дед, король дон Санчо, взрастивший меня, наступил одержимой демоном женщине, поносившей его, ногой на горло и, читая из какой-то книги, изгнал из нее демона, а саму ее отпустил излеченной."
Мое guilty pleasure - это фильмы о Джеймсе Бонде, но не все, а последние, с Дэниэлом Крейгом в роли Бонда. Я все их смотрел неоднократно, но среди них есть один, который я люблю гораздо больше остальных - это "Координаты Скайфолл". Там совпало большое количество актёров, которых я люблю и на чью игру я всегда смотрю с удовольствием (Р. Файнс, Х. Бардэм, сам Крейг, неподражаемая Джуди Денч...), там Бонд впервые, пожалуй, за всю франшизу показан живым человеком, который немолод и очень устал, которому больно и одиноко. И там, в этом фильме, один из самых пронзительных для меня моментов - когда М в исполнении Джуди Денч читает на слушаниях комиссии строки Теннисона. Причём, последнюю из этих строчек я, родившийся и проживший первое свое десятилетие еще в Союзе, знаю и помню с детства, из "Двух капитанов" Каверина:
We are not now that strength which in old days Moved earth and heaven, that which we are, we are; One equal temper of heroic hearts, Made weak by time and fate, but strong in will To strive, to seek, to find, and not to yield.
