Четыре дня назад мы увидели, как День Победы впервые в истории выполз из раковины. И все остались довольны. Минимум техники — делать ей тут нечего, что выяснили еще в прошлом году, — минимум помпезности, все по-военному строго, даже лаконично. Много внимания текущей кампании. Путин оказался очень честен, пусть и сам это признавать не намерен. День Победы — это дата, когда наша страна победила в войне за передел планеты. Мы отхватили свой кусок и с тех пор напоминаем себе об этом. Чем страна слабее, чем громче мы это проговариваем. За окном творится черт знает что — но смотрите, мы победили мир, мы создали новый порядок, с тех пор у нас есть вечное право нажимать на самые важные кнопки. Проблемы здесь две. Во-первых, победа была девальвирована в 1991 году. Мы растеряли все свое влияние, откатились к границам Петра, но чувствовали себя плюс-минус нормально. Во-вторых, когда проснулся реваншизм, в нас не осталось почти ничего, что можно было было предложить на экспорт. День Победы стал внутренним праздником, когда пьешь горькую и вспоминаешь о цене, но власть каждый раз хотела большего. Скорбеть по погибшим мы всегда можем, но Кремлю такого всегда было мало. Пять дней назад праздник вышел из вакуума. Не привезли даже танки — наверху решили, что воюющее два года государство должно использовать технику иначе. Говорили об актуальных событиях. Это хорошее подспорье для превращения Дня Победы в общерусский военный праздник. Не локальный, а обширный. Добавить Афганистан, добавить добровольцев в Сербии, Приднестровье, Таджикистане. Когда Кадыров испустит последний дон можно подумать и о чеченских войнах. Национализм — это про любовь. Всю историю мы ставили интересы страны выше своих собственных. Потому что любили, пусть и часто безответно. Так может пора вспомнить всех? Время колокольчиков