Иван Абрамов в подкасте с Дмитрием Маликовым затронул важную тему: вовлечение ребенка через понятные и знакомые ему вещи. Говорили они про музыкальную школу, где детей заставляют играть классиков, тогда как Ивану Абрамову в его детстве хотелось играть «Чип и Дейл спешат на помощь» и подобные интересные вещи. А тебя заставляют барабанить какого-то Баха. В лучше случае. Боль эта мне понятна и знакома. В пять лет мама меня повела в Дом Пионеров, чтобы мы выбрали какой-нибудь кружок. Ну там авиамоделирование, шахматы. А я с какого-то перепугу попросился в музыкальный. Кстати, помните в «Слове пацана» главный герой дома занимался на нарисованном пианино? Я тоже занимался на нарисованном. Ибо купить пианино в закрытом сибирском городке было задачей крайне непростой. И понеслась, в шесть лет дал концерт в детском саду своем, ну а потом вместе с первым классом в образовательной школе начался у меня первый (из семи) класс в музыкальной. Году к третьему обучения я окончательно охладел. Просто потому, что скучно. Скучно играть эти бесконечные «этюды», «вариации», скучно хреначить гаммы и адажио. Но были проблески. За все семилетнее обучение было три произведения, которые я разбирал и играл с большим удовольствием. Первым было «полюшко-поле», русская народная. Это был хоть какой-то глоток свежего воздуха в душном мире классиков. Вторым был вальс Мендельсона. Ну тот, который свадебный. А с третьим случилась та химия, о недостатке которой Иван Абрамов и говорил. Помню я пришел на занятие, а учительница такая – вот, подобрала тебе кое-что, надеюсь хоть это ты научишься играть. Я к тому времени уже окончательно охладел к музыкальной школе, но все ж продолжал ходить. Как продолжают страдать дети, которые в невменяемом возрасте совершили жуткую ошибку и проявили интерес к музыке. Точнее, интерес достаточный для того, чтобы родители заточили их в музыкальной школе на 7 лет. В общем, дала она мне ноты, я стал разбирать – то есть просто играть с листа, коряво и убого, но все же мелодия угадывалась. Это было «Время, вперед!» Георгия Свиридова. И если с первых аккордов я ее не узнал, то дойдя до главной темы, все понял. И, наверное, впервые по-настоящему захотел выучить это произведение. А всего-то – связка с телевизором, с тем, что я слышал каждый день. И это настоящая магия – повторить то, что слышал. Ну или сделать то, что увидел, если говорить про другие искусства и ремесла. Сильно позже, уже, наверное, курсе на первом, судьба меня занесла к Саше. Саша учился со мной на одном потоке в музыкальной школе, и если я был тем, кто показатели школы откровенно портил, то Саша был надеждой всей школы, играл как боженька. Правда, получив корочки об окончании он не оправдал надежд, а после общеобразовательной школы поступил на юрфак, но все же рояль у него дома был. А рояль в квартиру, знаете ли, поставить крайне сложно. И вот помнится я зачем-то – не знаю зачем – к нему зашел, за какими-то то ли бумажками, то ли книжкой, и Саша такой: «старик, смотри что выучил!» Сел за рояль и как зафигачил Nothing Else Matters. Если бы в музыкальной школе давали не кантату-хуяту, а Nothing Else Matters, вряд ли бы у 90% учеников после третьего года возникало стойкое желание бросить эту тягомотину, отнимающую все свободное время. Но нет. Вот тебе Глюк, Бетховен и куча ноунеймов, нахреначивших «этюды». А на пианино я калякать умею до сих пор. Правда, не прикасался к клавишам лет 15 минимум.