Благодаря недавней беседе с Евгением Логиновым удалось сформулировать ключевое отличие моей оптики от той, из которой меня иногда читают. Отчасти можно было бы сказать, что речь пойдет об отличии философской и историко-философской оптик, но на деле, как мне кажется, ситуация сложнее (так как философия не может быть сведена к какому-то одному способу ее реализации). Отличие в статусе, которым наделяется реальность. Я говорю: материалисты на определенном этапе боролись со спиритуалистами. Это можно понять так: были материалисты, были спиритуалисты, первые критиковали вторых. Я же о другом: были материалисты и они в своих текстах создавали собственную версию спиритуализма, с которой и расправлялись. Суть в том, что мне все равно, были ли на самом деле спиритуалисты или нет, мне важно лишь то, что они фигурируют в текстах материалистов (и я изучаю именно последнее: то, какими они предстают в трудах их критиков). И так во всем. Был ли Декарт на самом деле дуалист или нет - мне вообще не важно (так как не он меня интересует). Но если Декарт фигурирует в интересующих меня текстах, то мне важно лишь то, каким в этих фрагментах предстает Декарт, а вовсе не то, насколько эти фрагменты соответствует реальному Декарту (если, конечно, допустить, что мы можем окончательно установить такое соответствие - по ту сторону более или менее обоснованных интерпретаций). То есть я, по сути, соблюдаю эпохе в отношении философского текста. Не реальность должна выносить суждение о тексте, но текст выносит суждение о реальности (которая перформативно производится внутри самого текста). Поэтому в моих исследованиях нет дураков, которые не разобрались в предмете или не поняли своих оппонентов. Есть лишь авторы, у которых либо получилось создать что-то любопытное из того, что оказалось у них под рукой, либо не получилось.