В кабаре, где я вечно гулял допьяна б, Растворяя досады в коктейльном стакане, Мадмазели, как будто с картинок пин-ап, Задирают конечности в бодром канкане: Вот те ножкою – оп, вот те ножкою – ап. Им внимают чванливые, словно Нимрод, В хьюгобосс разодетые штаб-офицеры, А еще – распотехам приверженный сброд (По которому плачут навзрыд диспансеры), Не жалея банкнот, как упрямый банкрот. Завсегдатаи, к сцене сидевшие близ, Фамильярно с гарсонами чуть покалякав, Тонконого-нелепые, как волколис, Бьют по брыльям игравших в оркестре поляков, Куролесить идя в кулуары кулис. Зазывают меня. Съев последний цукат (Так всегда, коль коробку едва распатронишь), Я, презрев удовольствий протяжный раскат, Отправляюсь к любимой племяшке в Воронеж, Аррогантно-вальяжно взнуздав самокат.