Март 1698 года. Дневник Андреа Лекорню Идет уже вторая неделя моей с кронпринцем дружбы, и я уверен, что могу составить вполне удовлетворительный его портрет. Принц слишком... Слишком. И в этом он несносен. Вот один случай. Задумав жениться, он решил провести последний день свободы так, чтобы потом не стыдно было его вспоминать. Разумеется, «не стыдно» в его понимании. Тогда ему едва ли исполнилось двадцать, и он не нашел ничего лучше, чем заявиться в «Астрею» и вусмерть напиться, наплясаться и подраться со всеми, кто там был. Его план более чем исполнился, ведь он уселся за стол к бывшей тут же романи, большой красавице — по крайней мере, так рассказывают. Разумеется, будущему королю не след подсаживаться к девушке, если она не будет красива, как звездная ночь в горах. «Чего не пьешь, красавица? Чего не веселишься?» — приставал он, но получал в ответ только суровое «Не хочу». Видимо, на ее беду, девушка и впрямь была хороша собой, иначе почему бы наследный принц стал так упорствовать? Может быть, конечно, дело было в его излишней горячности, количестве выпитого и уязвленном самолюбии. Не знаю. «Увидит тебя мой жених — убьет», — как бы с сожалением сказала романи. Но Анри это только развеселило: неужели его, молодого, пьяного и лучшего в мире дуэлянта, убьет парень с тупым ножом в руке? Мало он понимал в женихах и в кабацких драках! А точнее — совсем ничего. Парень оказался мужчиной средних лет, со шрамом, пересекавшим его лицо — по этой примете и нашли потом, — и ножом из хорошей стали, которым он орудовал так быстро, что казалось, будто бьет молния. Принц, завидев его, не стал больше спорить, и отскочил в сторону — на стене еще остался след от ножа, если заделывать не стали. Жених, защищая поруганную честь, за ним. Право, здесь следует признать, что Анри ловок настолько же, насколько самонадеян, и сумел выбить нож из руки противника. Можно сказать, ему и во второй раз повезло, когда он сумел толкнуть жениха на ближайший стол, и картежники, уже разгоряченные игрой, недолго думая, вступили в схватку. Впрочем, это было лишь относительное везение: вместо драки один на один началась борьба всех против всех. Дальше говорят по-разному. Недоброжелатели уверены, что принца нашли следующим утром — побитым и в слезах, но живым. Свита Анри уверяет, что он разбросал всех врагов, как сухую траву, и, непобежденный, вышел из таверны. Правда, умалчивают, нашел ли он девушку или нет. А сам принц поведал мне окончание так: жених хорошенько приложил его головой и уже казалось, придушит, но тут романи как будто сжалилась, вскочила на один из еще не перевернутых столов, легкая, словно серна, и запела — так горько, что жених отпрянул, и все остальные тоже прервали драку. А девушка все пела и пела. Слов ее принц не понимал, потому как не сподобился выучить испанский, а она, видно, была из тех мест. Но душой он все понимал прекрасно, и потому заплакал — и столь же были величественны эти слезы, сколь слезы древних гомеровских героев, за которые читателю уж не придет в голову их осудить. Если принц не лжет, то ему повезло. Не всякий может прикоснуться к этому je ne sais quoi [1] и не всякий его узнает. Может быть, только греки и были близки, когда исполняли свои трагедии, ибо даже их сухие слова на бумаге еще трогают сердца. [1] (фр.) «я не знаю что» #А