Памяти соловья всех разбойниковРастили тебя из зёрнышка, кормили Растишкой почву
и почки причёсывали к волоску волосок,
пересекали урочище мёртвыми,
а возвращались живыми,
чем больше было желание, тем дальше было ползти —
через землю тёплую, через кипяток тумана, через шоссе Энтузиастов,
через грибные места, через в поле каждый колосок, через сонный песок,
через запасы впрок, через ягодные призраки и глазные яблоки, через кабачковую щетину,
через чересполосицу сотни вкладок в хроме, через мечты о доме, через санаторий пеньковых гномов —
и надо было встать во весь рост, дотянуться до единственной шишки
и так на носках смотреть в твой немигающий глаз:
в фильме «Великий диктатор» музыка из «Титаника» и
хоровод в триста рук доски Уиджи вокруг,
трудно быть Богом Прогулки среди могил,
выпекать виниловые панкейки, объёмную музыку на костях
(легче быть Богом Резни в доме, который
построил Триер),
трудно сидеть и ждать, когда клуб арлекинов
прорастёт стеной с тысячей глаз,
трудно ходить по-албански по стенам, фонарям, потолкам,
уворачиваться от дыма из Дома Советов,
трудно искать своё мокрое место и мокрое тесто тебя,
трудно сшивать фантомной нитью:
римские статуи с крепко заваренным ветром,
молодость с началом окончания конца начала,
мечты о киберпанке с кладбищем билетных ссылок,
барочный собор с чайханой и рыбным рестораном,
чувственных роботов с виноватым енотом,
рекомендацию папы с невыносимой хуёвостью фильма —
но получалось.
Теперь ты там,
где кончатся мышиные стихи,
останутся хи-хи,
поплачем по коту,
где с ласточкой Державин
и с воробьём Катулл.
#стих