Давно в моей уставшей седеющей голове накануне ночи не выпенивались печальные размышления, но раз уж выпенились — пишу. Такое правило. Повод простой: по рабочей необходимости установила себе десктопную версию Фигмы — и оказалось, что однажды уже это делала: оболочка подтянула то, что не отображалось в браузере, — прототип сайта журнала «Полуостров», который я издавала и главредила 7 последних мурманских лет, с 2013 по 2020 год. К концу 20-го, еле пережив пандемийный удар (журнал-то туристический был, путешественнический), мы с бизнес-партнёркой взяли грант на разработку онлайн-версии — и где-то тут всё рассыпалось окончательно. Отчётность по гранту стала нашим прощальным письмом Кольскому полуострову и друг другу, а дальше мы разошлись в разные стороны искать себе новую жизнь. Прототип, к слову, до сих пор видится мне симпатичным. Я с удовольствием и тупой рассеянной болью полистала страницы: славный был бы проект, стильный, современный, с хорошим языком и визуалом. Но стал очередным мертворождённым. Подвешу в комментарии скриншоты с фигма-проекта — поглядите, если интересно. И вот я спрашиваю себя: а как оно теперь, спустя 4 года? Да, всё ещё дыра. Да, всё ещё не срастается — и, наверное, не срастётся никогда: такие пушечные ранения в сердце остаются уроками личной истории. Но дыра эта ощущается инкрустированной по рваным краям мелкими алмазиками гордости: всё-таки было, и было ого-го мощным. И это всё я придумала и сделала. И это всё я решила потом, что больше тут ничего не работает. Чему меня это научило? Не ставить все фишки на одну клетку. Не идти ва-банк. Диверсифицировать свою рабочую любовь, будто она инвестиция. Проекты, как и люди, приходят и уходят, и нельзя каждый раз рассыпаться от этих смен декораций, мотивов и потребностей. Привязываться, любить, глубоко и искренне работать, создавать, обожать, гордиться — но всегда помнить, что по-настоящему у себя есть только я. Подход работает, но регулярно играет со мной злую шутку: очень ведь хочется осесть в одном уютном местечке, стать важной частью команды и корабля, проассоциировать себя деятельностно и социально с хорошим, пухленьким именем, под его эгидой жить. Таскать печеньки из общего шкафчика. Заваривать чай в брендированной кружке. Говорить: я вот с этими ребятами, я одна из них. Вместо этого приходится говорить: да, я с вами, но — никогда не половинку даже. Кружки и печеньки за такое не дают, а хочется. Конфликты интересов возникают неизбежно, а не хочется. Энергии тратится в миллион раз больше, а откуда её взять-то? Взрослый ли это подход или подход испуганной? Не знаю. Но так эпоха раздала, что и вправду не понятно, когда закончится устойчивость очередного классного проекта, всегда ли будет он подходить мне по росту и ценностям. И если вероятность того, что придётся уходить — а то и убегать, — сегодня высока по умолчанию, то не честнее ли сразу объясниться, что я никогда не буду здесь полностью и до конца? У меня своей личной устойчивости — шиш да матрёшка. Съёмная квартира, больная кошка, нижайше оплачиваемая сфера занятости, ипотека за бобровую хатку, из которой я смоталась, как только представилась возможность, и только одна пара рук, которая может наковырять хоть немножко золотишка. Даже мужа-айтишника нет — а как-то по-особенному теперь жаль, это я не подсуетилась вовремя. И ни одной брендированной кружки. И, как часто бывает, когда накануне ночи выпениваются в моей голове печальные размышления, я вспоминаю своё стихотворение — одно из любимых. Давным-давно написано, «Полуострову» тогда было всего 3 годика, но до чего чудовищно акутально звучит — старой шуршащей пластинкой на граммофончике со сбившейся позолотой: