В своей биографии о Канте А. Гулыга так описывает известную реакцию Гейне (который, конечно же, Хайне) на философию Канта и его критику онтологического доказательства. Вместе с тем — и критику метафизики. «На Канта ополчались те, кому мало было веры, кто обязательно, ну хотя бы кое-что, хотел знать о боге, как он знает о своем монархе. Гейне сравнил Канта с Робеспьером: французский революционер посягнул на жизнь короля, кёнигсбергский старец отважился на нечто большее — поднял руку на бога. «Право, Максимилиану Робеспьеру оказывают слишком много чести, сравнивая его с Иммануилом Кантом. Правда, у Максимилиана Робеспьера, великого мещанина с улицы Сент-Оноре, бывали припадки бешеной мании разрушения, когда дело касалось королевской власти, и достаточно страшны были судороги его цареубийственной эпилепсии; но едва речь заходила о высшем существе, он вновь стирал белую пену с губ и кровь с рук и облачался в свой праздничный голубой сюртук с зеркальными пуговицами, да еще прикалывал букетик к широкому отвороту... Но если Иммануил Кант, великий разрушитель в царстве мысли, далеко превзошел терроризм Максимилиана Робеспьера, то кое в чем он имел с ним черты сходства, побуждающие к сравнению. Прежде всего мы встречаем в обоих ту же неумолимую, резкую, лишенную поэзии трезвую честность. Затем у обоих встречаем мы тот же талант недоверия, с той только разницей, что один направляет его на мысль и называет критикой, между тем как другой направляет его на людей и называет республиканской добродетелью. Однако тип мещанина выражен в обоих в высшей степени: природа предназначила их к отвешиванию кофе и сахара, но судьба захотела, чтобы они взвешивали другие вещи, и одному бросала на весы короля, другому — бога... И они взвесили точно!» Легко представить, какое потрясение в умах вызвала «Критика чистого разума», если три десятилетия спустя после смерти философа такой радикальный человек, как Генрих Гейне, обрушил свой сарказм на Канта. Обвинения в мещанстве несправедливы, они только обнажают глубинную мещанскую природу их автора, которая помешала ему увидеть и великое созидание в «царстве мысли», осуществленное Кантом. Гейне признается: стоит ему услышать, что кто-то оспаривает бытие бога, как его охватывает странное беспокойство, тоскливая жуть, какие он испытал в доме умалишенных, когда его окружили сумасшедшие, а он потерял из виду провожатого. Перспектива остаться одному, без провожатых в этом безумном мире страшит Гейне. Но и вступить в единоборство с Кантом в защиту всевышнего ему не под силу. Он может лишь выражать свое недовольство и злорадствовать, когда великий ниспровергатель догм вдруг, как ему кажется, обнаруживает непоследовательность.» (Гулыга. Кант, 1977, с. 125-6) #Kant #metaphysics