Если бы «релоканство» на фоне войны имело национальный характер, русская община за рубежом обязательно брала бы преемственость от первой волны эмиграции, исследовала её интеллектуальное, культурное и политическое наследство. Тогда зарубежная Россия была Россией, русская эмиграция — русской, сейчас же наоборот от России отвалилась часть с наименее устойчивой идентичностью. Полная противоположность предшественников. К тому же невыносимо скучные. Интересно, как быстро новая эмиграция растворится в инородной среде? Наберётся ли потом о них хоть одна энциклопедия, подобная нашей «Зарубежной России 1920 — 1979» Петра Ковалевского? Останется ли она бесплодной?