#storm_advent // #соукоку // #зарисовки 🧶свитер — Здесь холодно, — сипло говорит Чуя, ëрзая плечами под тонким одеялом. Каждому, кто хоть сколько-нибудь знаком с Накахарой Чуей, известно, что больницы он терпеть не может. Каждая стена кажется ему ледяной стенкой гроба, местная еда никогда не насыщает полностью, а тоскливое молчание навевает неприятные воспоминания. Конечно, боссу плевать, нравится ли ему торчать в лазарете. Мори отдаёт приказ и смотрит так, что с первой секунды ясно — отвертеться не выйдет. — Тебе известны последствия Порчи, Чуя-кун. Несколько дней в палате пойдут тебе на пользу, — босс игнорирует замечание о температуре в комнате. — Я понял, — отмахивается Накахара, понимая, что исправлять что-либо уже поздно. Настойчивый стук в дверь заставляет скривить лицо. После очередного задания он едва успел прийти в себя, и каждый громкий звук по-прежнему отдаётся болью в черепной коробке. — Не вздумай сбежать, — наставническим тоном бросает босс, прежде чем подняться со стула и направиться в сторону двери. — Почему я должен… Дверь палаты открывается, пропуская внутрь лохматую голову с диковатой улыбкой. — …понятно, — заканчивает Чуя, откидывая голову на подушку. Шея затекла. — Мори! — голос Дазая отдаёт привычной слуху лояльностью, будто босс здесь он сам. — Закончил латать маленькую мафию? Чудесно. А теперь позволь мне… — Приятного вечера, Дазай-кун. Дверь закрывается, оставляя виновника головной боли Чуи скалиться в пустоту. Приятного вечера, ну да. Чуе теперь далеко до желаемого спокойствия, в котором он так нуждается. Весьма подло было со стороны Мори вот так вот оставить его с Дазаем. Черт знает, насколько долго тот торчал у двери, пока Чуя был без сознания. — У меня есть подарок, — со странной ухмылкой оповещает Дазай, опускаясь прямо на кровать. Уродливый свёрток шлепается на живот Чуе, и даже от столь маленького веса у него перехватывает на мгновение дыхание. — Придурок. — Ты сам сказал, что здесь холодно, — пожимает плечами Дазай. Чуя заинтересованно осматривает обернутое в бумагу нечто. Тычет пальцем на пробу, дабы удостовериться, что Дазай не приволок ничего опасного. — Если это что-то самовозгорающееся, я прибью тебя. — За кого ты меня принимаешь? — Дазай обиженно дует губы, плотнее кутаясь в своё пальто. О, у Чуи есть много ответов на этот вопрос. За идиота. За надменного, чрезмерно самоуверенного, не слушающего никого кроме себя придурка. За сумасбродного напарника, которому по какой-то странной причине доверяет свою жизнь. И который в этот раз решился доставить его в лазарет после очередной миссии. Неужто в агентстве проникся самоотверженностью? О причинах такого поведения он решает подумать позже. Пальцы всё ещё слабые, когда он разрывает бумагу, скрывающую за собой… что-то. Что-то мягкое и, вероятно, тёплое. Чуя недоверчиво дёргает бровями, разворачивая подарок. — Что за уродство? — срывается с губ прежде, чем истеричный смешок. Перед ним свитер грубой вязки, странного зелёного цвета. Ворот кривой, прямо как чëртова спина Дазая, когда тот горбится, изображая высшую степень усталости. Красные и синие круги — вероятно, это должно было походить на ёлочные игрушки, — хороводом опоясывают ту часть, где должна быть талия человека, этот ужас надевшего. От ярких полос на рукавах Чуя сразу отводит глаза. — Элис связала, — хмыкает Дазай. Внезапно его взгляд становится таким несчастным, каким бывает в моменты вынужденной работы. — Мне тоже. Чуя забывает о боли во всём теле на какое-то мгновение, подрываясь и садясь на постели. Он дёргает рукой край пальто Дазая, в которое тот так странно кутался на протяжении всего их разговора. Тот отскакивает в сторону, словно самая проворная лань, и обвиняюще зыркает в сторону Чуи. — Ну уж нет, чиби! Сначала ты надень. — Я не надену это, пока не покажешь свой.