Множество моих учеников учатся за границей. Меня при них держат обычно для того, чтобы они не забывали русский и больше читали. Я этакая инверсия мосье Жоржа. Обычно нанимают меня на второй где-то год детского путешествия, поэтому акклиматизацию я не вижу. Но вот ученица уехала в этом учебном году в Европу. Обучение на английском, интернациональный состав класса – все очень интересно. И, конечно, девочка столкнулась с одновременно развлекающей, но утомляющей частью бытия в другой стране. В ней узнали русскую. Я объяснил ей, что такое “экзотизация” и что от этого никуда не деться. Очевидно, ей задают стандартные вопросы: пьет ли она водку? как она относится к ЛГБТ? за сколько секунду собирает-разбирает АК? Ответы, в общем-то, собеседникам были неинтересны. Только один мальчик с радужным флагом на всякий случай открестился от своей принадлежности к авангарду человечества. Но детей будоражит инаковость и легкий флер опасности, исходящий от обычной русской девочки. Я успокоил ее тем, что экзотизация русского – это еще нормальный вариант, хоть не спрашивают, где ее сомбреро. Но разговоры ученицу утомляют и вызывают подспудное раздражение. На физкультуре она обогнала всех и ждала их, запыхавшихся, на финише. – Они все очень слабые, – с еще большим неудовольствием отметила ученица. Думаю, разговоры лишь усилятся.