На позапрошлой неделе делала «посмертную» маску. Вернее, не маску: меня унесло в странности, и я сделала слепок ключиц. Теперь считаю, что у меня есть некоторый симулякр. «Почему же симулякр, если оригинал существует?» — спросите вы, но у меня есть гипотеза, что ты меняешься ежеминутно и по настроению, а значит настоящая маска возможна посмертно. А пока я жива есть слепок без оригинала. Симулякр. Пока делала маску (конкретно на мне заматывали гипсовый бинт на ключицах и плечах, а я лепила лицо на другой девушки), художницы, которые помогали, неоднократно говорили «у нас табуирована тема смерти» Слышу это не в первый раз, но каждый раз удивляюсь: почему же табуирована? Все говорят о смерти. У меня есть гипотеза, что настоящие русские скрепы — это смерть и ее последовательное принятие, и, конечно, алкоголь как возможность проникновения в потустороннее, хтоническое. Как видите, я романтик. Впрочем, моя мачеха от рассуждений о смерти каждый раз крестится и просит замолчать. Папу и вовсе бьет по плечу, страшится. Интересно, что папа — из Петербурга, мачеха из деревни — под Брянском. Мне казалось, что всё должно быть наоборот. В деревне витает настоящий образ смерти, где зарезанный петух и умерший человек есть одна часть мирового порядка. А городская интеллигенция от смерти прячется за развлечениями, способными унять тоску. Впрочем, может быть как у Мамлеева, пытаешься смерть покорить, наиграться с ней и тем самым убрать страх, но превращаешься в комичного героя «Шатунов». Смотрю на слепок и не понимаю, игровой ли это момент. С одной стороны, симулякр, а с другой, может быть, шаг в потусторонне бытие. Недаром так хотелось немедленно выпить. Думать о смерти совсем не страшно, но думать — это в принципе теория, чем больше думаешь, тем менее чувствуешь. Возможно, удар в плечо — это, когда чувствуешь, чтобы передать чувство другому. Много думаю о смерти, пытаюсь нащупать, что внутри? Не страшно. Думаю о семье и о Брянске — ощущения другие, но слово не подобрать.