Её губы двигались плавно, нежно, но с такой уверенностью, что я почувствовал, как всё внутри меня начинает кипеть.
А потом она чуть наклонила голову, и наш поцелуй стал глубже. Это было как взрыв. Я даже не заметил, как мои руки скользнули выше, чуть прижимая её к себе. Я чувствовал её тепло, её запах — легкий аромат лаванды с нотками книги, которую она, вероятно, только что читала.
— Рон, — прошептала она между поцелуями, чуть отстранившись. Её голос был низким и немного хриплым, что заставило меня улыбнуться.
— Да? — я еле справился со словами, пытаясь отдышаться.
— Ты делаешь это… чертовски хорошо, — она засмеялась, снова касаясь моих губ своими, но на этот раз более игриво, покусывая их, как будто проверяя, как далеко я зайду.
Я почувствовал, как мои уши загорелись, но это было уже неважно. Весь остальной мир словно растворился. Было только мы двое: я, с абсолютно сбитым с толку сердцем, и она, с этим уверенным и чуть кокетливым взглядом, который мог бы свести с ума даже самого спокойного человека.
Мы продолжали целоваться, не замечая, как вокруг уже начали зажигаться фонари и прохожие стали оборачиваться. Я услышал, как кто-то фыркнул, проходя мимо, но нам было всё равно.
Я обнял её крепче, прижимая к себе так, чтобы её голова оказалась на уровне моей груди. Мы стояли там, прямо на мосту, пока она не подняла взгляд и не сказала с улыбкой:
— Если ты так будешь целовать меня каждый день, Рональд, я, возможно, соглашусь стать твоей женой… однажды.
— А я думал, это ты любишь делать всё по графику, — пробормотал я, притягивая её ещё ближе.
Её смех снова разлился в воздухе, как самое прекрасное заклинание, которое я когда-либо слышал. И я понял, что мог бы слушать этот смех вечно.
Когда мы наконец разжали руки (с трудом, кстати — я бы держал её в своих объятиях всю ночь, если бы это было возможно), Гермиона предложила вернуться в её квартиру.
— У меня есть идея, — сказала она, держа меня за руку. — Мы могли бы посмотреть фильм. Уютно устроимся, без спешки, и ты, наконец, узнаешь, как это — просто расслабиться.
— О, конечно, ты тут профессионал по «расслаблению», — фыркнул я, но всё же покорно последовал за ней.
Её квартира и правда была маленькой, но уютной. Стены, уставленные книгами, милые подушки на диване и, конечно, телевизор, который я сразу окрестил «волшебным окошком». Она засмеялась, когда я это сказал.
— Рон, телевизоры не волшебные. Но, если хочешь, могу тебе объяснить принцип работы.
— О, нет, нет, — я замахал руками. — Пожалей меня, Гермиона. Я хочу просто сидеть и смотреть.
Мы сели на диван, и она включила фильм. Что-то французское, конечно — тут у неё явно был свой стиль. Я посмотрел на экран минут десять, но никак не мог сосредоточиться. Рядом сидела Гермиона, укутанная в плед, с чашкой чая в руках. Её волосы чуть растрепались, глаза блестели от света экрана, и я понял, что она гораздо интереснее любого фильма.
— Что? — спросила она, заметив, что я смотрю на неё.
— Ничего, — пробормотал я.
— Рон, ты совсем не смотришь фильм, — её брови поднялись, но голос звучал мягко.
— Это потому, что… ну, ты гораздо интереснее, — я смутился, но продолжил. — Если честно, я вообще не понял, зачем этот фильм. Может, просто побудем рядом, без всяких экранов?
Она улыбнулась и поставила фильм на паузу.
— Ты становишься настоящим романтиком, Рон Уизли, — сказала она, придвигаясь ко мне ближе.
Я обнял её, чувствуя, как её голова удобно устроилась на моём плече. Мы сидели так, обнимая друг друга, молча. А потом она тихо сказала:
— Знаешь, мне никогда не было так спокойно.
— Наверное, это потому, что рядом я, — пошутил я, слегка сжимая её руку.
Я украдкой смотрел на неё, пока она устроилась у меня на плече. Гермиона выглядела так спокойно, так естественно… Это было странно, потому что обычно она вся в движении: говорит, спорит, размахивает руками, а тут — просто тишина. Её растрёпанные волосы падали на лицо, но она даже не пыталась их поправить. И эти глаза — глубокие, тёплые, чуть сонные, как будто весь мир мог исчезнуть, и её это совершенно не заботило.