229. Сидели как-то три тополя на Плющихе. Вечер. Лето. Пух. Сидели и ни о чем таком не думали. Рядом стоял Ленин, на нем сидели голуби. Все как-то по-домашнему, уютно. Вдруг Ленин спрашивает: "Вы олимпиаду смотрите?" А надо отметить, что Владимира Ильича никогда не смущало качество аудитории - он одинаково уважал и голубей, и тополя, и Плющиху. Голуби на всякий случай отлетели, тополя в недоумении - не показывают же. "Ну да, ну да. Это только по спецталонам. Ну так вот я вам доложу, голубчики вы мои, олимпиада уже не та. Ведь как задумывалось? - Он обвел аудиторию прищуренным взором. - А? Греки, придумавшие все сущее, были дерзкие и раскрепощенные. Они даже фитнесом занимались обнаженными. Места так и назывались - гимназии. Ну ладно, это в другой раз я затрону. Так вот. Спорт был продолжением или даже началом пути к совершенству. Возьмите Платона. Парень во всем хотел быть совершенным. Квадратным. Кубическим. И про государство много понял. А теперь? Прыгает атлет и сбивает причиндалами планку. Не рассчитал геометрию прыжка. Не дерзал. Не осмыслял. Видно, что беспартийный. Нет, не та олимпиада. Не на что смотреть. Никак не могу вспомнить, когда был в Париже последний раз, - пробормотал Владимир Ильич, - да ладно. Вижу зал не расположен к дискуссии. Значит согласны с моей точкой зрения?" "Конечно!" - зашелестели тополя, Плющиха и даже голуби чего-то там проклекотали. "Ну и хорошо, ну и ладно, " - Ильич успокоился и затих. Голуби осторожно вернулись и буквально сели на голову, а тополя встали и ушли.