#storm_advent //
#соукоку //
#зарисовки 🧶свитер
— Здесь холодно, — сипло говорит Чуя, ëрзая плечами под тонким одеялом.
Каждому, кто хоть сколько-нибудь знаком с Накахарой Чуей, известно, что больницы он терпеть не может. Каждая стена кажется ему ледяной стенкой гроба, местная еда никогда не насыщает полностью, а тоскливое молчание навевает неприятные воспоминания.
Конечно, боссу плевать, нравится ли ему торчать в лазарете. Мори отдаёт приказ и смотрит так, что с первой секунды ясно — отвертеться не выйдет.
— Тебе известны последствия Порчи, Чуя-кун. Несколько дней в палате пойдут тебе на пользу, — босс игнорирует замечание о температуре в комнате.
— Я понял, — отмахивается Накахара, понимая, что исправлять что-либо уже поздно.
Настойчивый стук в дверь заставляет скривить лицо. После очередного задания он едва успел прийти в себя, и каждый громкий звук по-прежнему отдаётся болью в черепной коробке.
— Не вздумай сбежать, — наставническим тоном бросает босс, прежде чем подняться со стула и направиться в сторону двери.
— Почему я должен…
Дверь палаты открывается, пропуская внутрь лохматую голову с диковатой улыбкой.
— …понятно, — заканчивает Чуя, откидывая голову на подушку. Шея затекла.
— Мори! — голос Дазая отдаёт привычной слуху лояльностью, будто босс здесь он сам. — Закончил латать маленькую мафию? Чудесно. А теперь позволь мне…
— Приятного вечера, Дазай-кун.
Дверь закрывается, оставляя виновника головной боли Чуи скалиться в пустоту. Приятного вечера, ну да. Чуе теперь далеко до желаемого спокойствия, в котором он так нуждается. Весьма подло было со стороны Мори вот так вот оставить его с Дазаем. Черт знает, насколько долго тот торчал у двери, пока Чуя был без сознания.
— У меня есть подарок, — со странной ухмылкой оповещает Дазай, опускаясь прямо на кровать.
Уродливый свёрток шлепается на живот Чуе, и даже от столь маленького веса у него перехватывает на мгновение дыхание.
— Придурок.
— Ты сам сказал, что здесь холодно, — пожимает плечами Дазай.
Чуя заинтересованно осматривает обернутое в бумагу нечто. Тычет пальцем на пробу, дабы удостовериться, что Дазай не приволок ничего опасного.
— Если это что-то самовозгорающееся, я прибью тебя.
— За кого ты меня принимаешь? — Дазай обиженно дует губы, плотнее кутаясь в своё пальто.
О, у Чуи есть много ответов на этот вопрос. За идиота. За надменного, чрезмерно самоуверенного, не слушающего никого кроме себя придурка. За сумасбродного напарника, которому по какой-то странной причине доверяет свою жизнь. И который в этот раз решился доставить его в лазарет после очередной миссии. Неужто в агентстве проникся самоотверженностью? О причинах такого поведения он решает подумать позже.
Пальцы всё ещё слабые, когда он разрывает бумагу, скрывающую за собой… что-то. Что-то мягкое и, вероятно, тёплое. Чуя недоверчиво дёргает бровями, разворачивая подарок.
— Что за уродство? — срывается с губ прежде, чем истеричный смешок. Перед ним свитер грубой вязки, странного зелёного цвета. Ворот кривой, прямо как чëртова спина Дазая, когда тот горбится, изображая высшую степень усталости. Красные и синие круги — вероятно, это должно было походить на ёлочные игрушки, — хороводом опоясывают ту часть, где должна быть талия человека, этот ужас надевшего. От ярких полос на рукавах Чуя сразу отводит глаза.
— Элис связала, — хмыкает Дазай. Внезапно его взгляд становится таким несчастным, каким бывает в моменты вынужденной работы. — Мне тоже.
Чуя забывает о боли во всём теле на какое-то мгновение, подрываясь и садясь на постели. Он дёргает рукой край пальто Дазая, в которое тот так странно кутался на протяжении всего их разговора. Тот отскакивает в сторону, словно самая проворная лань, и обвиняюще зыркает в сторону Чуи.
— Ну уж нет, чиби! Сначала ты надень.
— Я не надену это, пока не покажешь свой.
