Чарльз Буковски Чистильщику обуви равновесие хранят улитки, когда карабкаются на утес Санта-Моника; удача — это когда гуляешь по Вестерн-авеню и девчонка из массажного кабинета кричит тебе: «Привет, солнце!» чудо — это когда в твои 55 лет в тебя влюблены 5 женщин. добродетель — это когда ты можешь любить только одну из них. дар — это когда твоя дочь ласковее, чем ты сам, и ее смех заливистее твоего. покой приходит, когда ты ведешь по улице синий "фолькс" 67-го года, как будто ты тинейджер, радио настроено на программу «Люди, что тебя любят»; тепло на солнце, тепло от солидного гула перебранного мотора, и ты втыкаешься в поток машин. благо — это когда ты можешь любить рок-музыку, симфонии, джаз... все, в чем есть начальная энергия счастья. и вполне возможно, что придет опять глубокий печальный вой, когда ты придавлен самим собой в стенах гильотины, взбешен звонком телефона или шагами прохожих; но также вполне возможна — звенящая высь, что всегда идет следом, — и девчонка в кассе супермаркета вдруг становится похожей на Мерилин, на Джеки при еще живом гарвардском ухажере, на школьницу, которую мы все провожали домой. а вот что поможет тебе поверить не только в смерть: кто-то едет навстречу по очень узкой улице и прижимается к краю, пропуская тебя; или старый боксер Бо Джек, чистильщик обуви после того, как спустил все деньги на гулянки на женщин на прихлебателей, что-то мурлычет, дышит на кожу, водит тряпкой, поднимает глаза и говорит: «пошло все к черту, ведь было время, ну и пусть». мне горько иногда, но вкус бывал и сладок, я только боялся сказать, это как женщина просит: «скажи, что ты меня любишь», а ты молчишь. если вы видите, как я ухмыляюсь, высовываясь из синего «фолькса», проскакивая на желтый свет, уезжая прямо к солнцу, значит, я попал в руки сумасшедшей жизни, думаю о гимнастах на трапеции, о карликах с большими сигарами, о русской зиме начала 40-х, о Шопене с мешочком польской земли, о старой официантке, что приносит мне лишнюю чашку кофе и смеется. лучшие из вас мне нравятся больше, чем вы думаете, остальные не в счет у них только и есть, что пальцы и головы, а у некоторых глаза, а у многих ноги, а у всех хорошие и плохие сны и куда идти. справедливость повсюду, и она есть на свете и ружья, и жабы, и придорожные кусты скажут вам то же самое. 1977 г. Перевод Фаины Гуревич.