Мое воспоминание о Гарри было именно таким...он выделялся в толпе первокурсников, у него были взъерошенны волосы, слишком яркие глаза и эта уверенность, которая почему-то бесила меня до глубины души. Мы встретились с ним взглядами и он даже не улыбнулся. Его не волновало, кто я такой, не волновало мое имя, мое положение, мое происхождение. Это нарушало все правила, которые я знал будучи маленьким аристократом. Мир Малфоев строится вокруг силы, статуса, превосходства. Поттер просто существовал, был свободен и этого было достаточно, чтобы меня взбесить.
Я стою под струями горячей воды, закрыв глаза, позволяя водяным каплям смывать накопившуюся усталость и раздражение. Холодные каменные стены потолка Хогвартса кажутся особенно неприветливыми и я не могу не думать о том, как приятно было бы сейчас оказаться в более уютном месте. Даже в этой крошечной душевой кабинке, я веду себя так, как подобает истинному Малфою. Я всегда для себя выбираю дорогие гели и шампуни. Мое мнение такое, что нужно о себе заботиться в первую очередь, ведь никто этого не сделает так хорошо. Завершив душ, я хватаю белое полотенце, оборачиваю его вокруг себя и выхожу из душа. Полотенце скрывало большую часть моего тела, но не могло скрыть напряженность в плечах. Шаги были резкими, но тихими. А напряжен я был потому, что днем погибла моя любимая змейка по имени Сапфира. Даже вода не смогла согреть меня, не могла смыть это чувство пустоты и грусти.
Я помню этот день. Память о нем, словно заноза, въелась в мою душу. Лорд поставил метку на моем запястье это жгучая боль, но еще сильнее это чувство бессилия. Его грубая хватка, его властный взгляд...в тот момент я понял окруженный его приспешниками, что моя свобода ушла безвозвратно. После метки, лорд отпустил мою руку, отбросив ее. Его взгляд, холодный и презрительный, скользнул по моей фигуре, оценивая. «Теперь ты мое» прошипел он мне. Его приспешники были вдали, наблюдая за нами с нескрываемым интересом. Он опустился лицом ко мне и поцеловал меня в губы с издевкой, холодный, презрительный поцелуй. Я почувствовал отвращение, смешанное с паникой. Его же приспешники ухмылялись, их ухмылки сопровождались тихим шепотом, как садистский хор, наслаждающийся моим унижением. «Раздевайся» проговорил он мне и я послушно, дрожащими руками стал снимать с себя всю одежду, оставляя на себе лишь нижнее белье. Мое дыхание было громким, а зрачки были расширены. Так страшно мне еще никогда не было. Его жест был быстрым, резким. Воздух с треском разорвала невидимая плеть и острая боль пронзила мои ноги, сбивая меня. Я упал на колени, тело пронзила волна боли. Следом последовали удары по спине из моей груди вырвался немой крик. Дальше я совсем не помню, что со мной было.
Я был совсем маленьким, едва ли достигающим пояса Беллатрикс. Она повела меня к старой липовой аллее, где солнечные лучи осветляли все вокруг, помню что ее игры иногда были причудливыми и даже пугающими для меня. Но сегодня, похоже, она решила поиграть в нечто напоминающее нормальные детские забавы. Она предложила мне игру в прятки. Маленький я с энтузиазмом согласился. Беллатрикс с худощавой фигурой, легко скрывалась за массивными деревьями, и быстро бегала между ними, ее смех был низким, немного приглушенным и очень даже запоминающимся. Ну а я с трудом, перебирая маленькими ножками, бежал за ней, пытаясь найти ее между старых, скрюченных деревьев. Когда мне удавалось ее найти, она выражала такую улыбку, при которой я ощущал себя не просто ребенком, а чем-то еще. Словно эти прятки были путешествием, а она была той, которая проверяла мои способности выжить. В конце концов игры с ней заканчивались и Беллатрикс начинала мне рассказывать о фантастических существах, о волшебных цветах, которые имели невообразимую силу, и о тайных проходах в поместье Малфоев, а также угощала вкусным горячим шоколадом. Я верил ей всегда, потому что она была убедительна и завораживающа. Это было странное детство, но именно такое, каким оно и должно было быть в моей семье.
Ветер будто резал лицо, осеннее солнце слепило глаза. Под ногами вихрь из вращающихся тел и криков. Игра шла на пределе, каждый маневр был смертельно опасен и очень важен. Адреналин пульсировал в венах, заглушая все остальные ощущения. Поттер, как всегда, выпендривался, летая, словно заколдованная стрела. Его самодовольное лицо застилало мой взгляд, но я тут же отбросил раздражение. Снитч! Золотой шарик мелькнул впереди, и я, забыв обо всем, бросился за ним. Он уже почти в моих руках и тут удар. Квоффл, пропущенный мимо цели, с силой врезался мне в левый бок, словно молот.
Воздух вышибло из легких. Резкая, острая боль пронзила бок, и меня охватил спазм. Я знал, что квиддич опасная игра, но никогда не думал, что со мной произойдет что-то подобное. Мир на мгновение померк, сменившись ослепительно белым пятном. Я приоткрыл рот, пытаясь глотнуть воздуха, но кашель, рвущийся из груди, заглушил все звуки. Мои пальцы, сжавшие рукоятку метлы, ослабли. Ноги подвели, отнимаясь. Я падал. Падал вниз, кружась в бесконечной спирали. Земля приближалась с ужасающей быстротой, а в голове, помимо боли, была только одна мысль о том, что это унизительное падение. Я Драко Малфой, жалкий и беспомощный, падаю с метлы посреди матча. Позор. Вкус песка и крови тут же заполнил мой рот. «С приземлением меня!», подумал я, а затем последовала теплая волна, и я потерял сознание. Колдомедики появились чуть позже.
Тишина, тяжелая и давящая, поглощала мысли. Я сидел на краю каменного подоконника западной башни, холодный ветер трепал мои волосы. Внизу, далеко внизу, расстилались темные просторы запретного леса, а над головой сверкали миллионы ярких звезд. Я посмотрел на ночное небо и заговорил. — Как же здесь спокойно, не правда ли? Ночь это единственный момент, когда все кажется безмятежным и тихим. Пэнси, сидевшая рядом, скрестив длинные ноги, закатила глаза, ее темные волосы отливали синевой под лунным светом. Ее смех прозвенел, легкий и насмешливый. Пэнси— Тебе только и нужно, что полюбоваться звездами? Ты похоже, начал философствовать, Драко. Надо же, кто бы мог подумать, что ты у нас в философы записался. Блейз, обычно молчаливый, прислонился к холодной каменной стене, его лицо было скрыто в тени. Блейз— Да, если бы не наша жизнь здесь, в школе, эта безмятежность могла бы быть идеальным смыслом существования. Но, по-моему, нам не хватает немного развлечения. Как насчет посещения Хогсмида? Хотя... Теодор, всегда энергичный и импульсивный, вскинул брови и прохлопал в ладоши. Теодор— Да, но наказания неизбежать. В ночное время суток выходить за пределы Хогвартса строжайше запрещено. Помнишь как на Симуса Финнигана напала большущая сова? Я пожал плечами, чувствуя, как под кожей ползет привычное чувство тревоги, смешанное с азартом. —Думаешь, нас прям накажут? Да ладно тебе, Тео. Мы же не настолько тупые. Можно придумать, как обойтись без неприятностей. Тем более.. чары невидимости очень хорошее заклинание.
Невыносимая жгучая боль пронзила меня, как тысячи раскаленных игл. Он и пальцем меня не коснулся, но магия Волан-де-Морта, холодная и безжалостная, пронзила меня насквозь, выжигая остатки моего высокомерия. Я стиснул зубы до скрипа, пот катился по лицу, оставляя холодные дорожки на бледной коже. Темная комната, пропахшая плесенью и сыростью, давила на меня, усиливая чувство безысходности. Он что-то спрашивал, но я не слышал, только глухой, монотонный гул в ушах заглушал все звуки. В голове проносились образы матери и отца. Смогу ли я защитить их? Смогу ли я выжить? Мысль о родителях давала мне хоть какую-то опору и поддержку в этом вихре боли. Я должен выжить ради них. Я стиснул кулаки, ногти впились в кожу, но я даже не чувствовал этого боль от магии заглушала все остальное. В одно мгновение боль немного ослабла, это значило то, что лорд ослабил свою магическую хватку. Я неуверенно приоткрыл глаза, Волан-де-Морт стоял надо мной, нависал, его лицо было бледным, не выражало никаких эмоций, кажется ему скучно. Без холодного высокомерия, не радость, не злость, а настоящая скука. Он наклонился, его шепот прозвучал резко, по моему телу пошли мурашки. «Ты слаб, Малфой, разочаровываешь меня, но пока ты еще полезен.» И тогда боль вернулась сново, но уже с другой интенсивностью и целью. Это была не пытка, а предупреждение, холодное, жесткое, пронизывающее до костей. Он ушел, оставив меня в этой душной комнате с этой новой, невыносимой пустотой внутри. Пустотой, глубокой, как бездна, и холодной, как ледяная вода.
Одобрение отца, единственное чего я действительно желаю, но оно всегда недостижимо. Как мираж в пустыне. Взгляд его всегда оценивающий, смотрит на меня с высока, он видит во мне не сына, а продолжение себя, инструмент, который должен следовать его плану. Я пытаюсь соответствовать его ожиданиям, но дело в том, что я не он. Мои старания замечала только мать, но не отец. Он мне никогда не говорил «Сын мой, я тобой так горжусь». Иногда я вижу в нем усталость или даже разочарование в себе..? Я не знаю, что думает отец. Чаще всего я нахожусь в его тени величия, задыхаясь от нехватки воздуха, зажатый в объятиях его ожиданий.
